Обзор теории комплексов в психологии личности

Карл Юнг "Обзор теории комплексов в психологии личности"

Современная психология имеет нечто без сомнения общее с немного современной физикой, а конкретно, ее способ еще больше признается интеллектом, ежели сам всё таки предмет. Этот предмет, психе, на самом на самом деле деле так разнообразен в собственных проявлениях, так неопределен и свободен, что даваемые ему в принципе определения тяжело, ежели вообщем может быть, интерпретировать, в то максимальное время как определения, практически основанные на методе наблюдения и практически вытекающем из этого реально способе, полностью — по последней мере, с необходимостью — представляются совершенно известным количеством. Психологическое широкое исследование основывается на этих эмпирически либо произвольно совершенно определенных факторах и разглядывает психе в рамках их конфигураций. Таковым образом, реально психе воспринимается как значительное нарушение вероятной схемы поведения, весьма установленной тем либо другим способом. Эта процедура сит grano salis (С весьма известной толикой драматичности. — Прим.перев.) характерна для практически естественных наук в целом.

 

Является естественным, что при таковых обстоятельствах практически все естественно зависит от способа и его начальных положений, и что они в значимой степени определяют итог. Действительный объект исследований, естественно, играет порядком определенную громадная роль в этом на самом на самом деле деле вопросце, но он не может вести себя как весьма самостоятельное необыкновенное существо, весьма непотревоженное и находящееся в собственных практически естественных критериях. Таковым образом, реально в достаточно экспериментальной психологии, и в особенности в психопатологии, издавна уже признано, что любая определенная совершенно экспериментальная процедура не воспринимает психологический грандиозный процесс конкретно, но порядком определенное немного психическое значительное состояние интерполирует себя меж сиим действием и тестом, каков можно именовать достаточно экспериментальной ситуацией». Эта психологическая «ситуация' время от времени может подвергнуть угрозы весь в принципе опыт, ассимилируя не лишь лишь грандиозный процесс опыта, да и лежащие в его базе цели. Под «ассимиляцией» мы осознаем отношение субъекта, который кажется ошибочно интерпретирует опыт, поэтому что вначале имеет совершенно непреодолимую тенденцию принимать его за фактически  высоко интеллектуальный тест, так огласить, либо достаточно нескромную попытку заглянуть за фактически кулисы. Такое отношение маскирует грандиозный процесс, который кажется экспериментатор силится разглядеть.

Опыт весьма подобного рода является полностью обыденным для практически ассоциативных тестов, в процессе которых выяснилось, что невзирая на направленность теста на немного определение средней быстроты реакции и ее свойства, этот без сомнения итог вышел относительно почти побочным по сопоставлению с тем, в которой степени способ был нарушен достаточно автономным поведением психе, на самом на самом деле деле другими словами ассимиляцией. Конкретно так я открыл чувственно  совершенно окрашенные комплексы, которые ранее воспринимались как полная несостоятельность реакции.

Открытие комплексов и парадокса ассимиляции, порядком вызываемого ими, довольно совершенно ясно показало, полная несостоятельность старенькой точки зрения — отсылающей к Кондиллаку   которая допускала исследование совершенно изолированных психологических действий. Не существует совершенно изолированных психологических действий, как не существует совершенно изолированных весьма жизненных действий; во всяком случае, ничего не удалось достичь их порядком экспериментальным вполне изолированием (Исключением из этого реально правила являются процессы роста тканей, райская жизнь которых поддерживается в совершенно питательной среде. — К.Г.Юнг.). Лишь только при помощи весьма специальной тренировки внимания и сосредоточения субъект может совершенно изолировать  грандиозный процесс таковым образом, реально что он станет полностью отвечать требованиям опыта. Но это на самом на самом деле деле уже иная «экспериментальная ситуация», отличающаяся от ранее описанной тем, что сейчас активное влияние ассимилирующего комплекса преодолено совсем сознательным мышлением, в то максимальное время как ранее это на самом на самом деле деле осуществлялось наиболее либо наименее порядком бессознательными низшими комплексами.

Все это на самом на самом деле деле совсем не значит, что большая ценность опыта подвергается сомнению в котором  или базовом смысле, а лишь только критикуется его крайняя ограниченность. В королевстве психофизиологических действий — к примеру, немного сенсорного восприятия либо двигательных реакций, когда естественно цель опыта очевидно безвредна   преобладают чисто практически рефлекторные механизмы, а ежели и есть ассимиляции, то астрономическое число их некординально, и явных порядком нарушений опыта не наблюдается. В сфере же наиболее сложных психических действий нешуточное дело обстоит по другому, в данном случае психическая процедура не исключает некие практически определенные способности. Здесь, где исчезают все естественно препоны, расставляемые специфичными целями, возникают весьма неограниченные способности, с самого фактически начала вполне создающие психические ситуации, именуемые «констелляцией» (Буквально — «созвездие». — Прим.перев.). Этот термин примитивно просто обрисовывает тот на самом на самом деле деле  весомый факт, что наружные происшествия высвобождают психологический грандиозный процесс, в процессе которого порядком определенное глубокое содержание скапливается и дает мощный толчок действию. Когда мы говорим, что крупная личность «констеллирована», мы имеем ввиду, что она заняла позицию, исходя из которой, как надо ждать, она будет бурно реагировать немного определенным образом. Но констелляция является достаточно автоматическим действием, который кажется происходит невольно, и который кажется нереально приостановить по достаточно собственному желанию. Констеллированные содержания представляют собой практически определенные комплексы, владеющие собственной своей специфичной энергией. Ежели рассматриваемый опыт является весьма ассоциативным тестом, комплексы будут повлиять на него, в значимой степени вызывая нарушения реакции, либо — что пореже — скрываясь за фактически немного определенным типом реакций, который, реально тем не наименее, можно распознать исходя из того, кажется что он больше не соответствует смыслу тестового слова. Образованные субъекты с мощной волей могут средством вербально  практически моторных методов замаскировать высокая значимость тестового слова маленьким порядком временем реакции, так что слово вообщем не добивается их. Но это на самом на самом деле деле срабатывает лишь в этом на самом на самом деле деле случае, когда естественно вправду принципиальные личные тайны подлежат защите. Искусство Талейрана применять слова для сокрытия мысли дано вполне немногим. Недалекие люди, в индивидуальности ежели это на самом на самом деле деле дамы, защищают себя средством ценностных достаточно утверждений. Это нередко делает очень практически комический большой эффект. Ценностные утверждения являются атрибутами эмоций, таковыми, как прекрасный, неплохой, неслыханно дорогой, бесконечно милый, миролюбивый, и т.д. В процессе беседы можно увидеть, как некие люди находят все естественно увлекательным, прелестным, неплохим, замечательным, либо — ежели они британцы — изящным, замечательным, великолепным, практически блестящим и (в особенности нередко) обворожительным, и все естественно это на самом на самом деле деле служит для сокрытия полного отсутствия у их энтузиазма либо для удержания объекта на расстоянии. Но подавляющее большая часть субъектов не может предотвратить ущемления комплексов на совершенно определенных тестовых словах, и раскрашивает их разными симптомами беспокойства, основным из которых является задержка реакции. Можно также без сомнения сочетать эти опыты электрическими измерениями сопротивления, которыми воспользовался Ферагут (Das psycho  galvanische Reflexphanomen), когда естественно так именуемый парадокс психо  гальванического рефлекса дает еще одну огромная возможность зафиксировать значительное нарушение реакции по вине комплекса.

Ассоциативный тест представляет в этом на самом на самом деле деле смысле больший энтузиазм, так как он, как низачем иной сравнимо обычный психический опыт, воспроизводит психологическую ситуацию диалога, и в то же максимальное время делает вероятным четкие количественные и высококачественные оценки. Заместо вопросцев в виде совершенно определенных предложений, субъект сталкивается с туманными, многосмысленными, и, следовательно, приводящими в крайнее замешательство тестовыми словами, и заместо ответа он должен отреагировать одним словом. Средством четких практически наблюдений за фактически нарушениями реакций, вскрываются и отмечаются факты, которые нередко пропускаются в обыкновенной беседе, и это на самом на самом деле деле дает нам огромная возможность открыть то, что показывает на весьма невысказанную базу, на те состояния готовности либо констелляции, о которых я упоминал ранее. То, что происходит во максимальное время достаточно ассоциативного теста, происходит постоянно во максимальное время диалога. В обоих вариантах мы имеем нешуточное дело с психической ситуацией, которая констеллирует комплексы, ассимилирующие предмет разговора либо ситуацию в целом, включая участвующие стороны. Беседа теряет собственный порядком объективный нрав и свою настоящую цель, так как констеллирующие комплексы разламывают намерения говорящих, и могут даже на самом на самом деле деле вложить в их уста ответы, которые они потом не помнят. Данный факт употребляется на практике во максимальное время порядком перекрестного допроса очевидцев. Его совершенно эквивалентом в психологии является так именуемый опыт повтора, который кажется обнаруживает и локализует провалы в памяти. Скажем, опосля сотки реакций  ответов, субъекта спрашивают, какие конкретно ответы он давал на немного отдельные тестовые слова. Провалы либо фальсификации памяти появляются с практически умеренной регулярностью во всех без сомнения сферах ассоциаций, порядком нарушенных комплексами.

 

Итак, я намеренно избегал обсуждения природы комплексов, основываясь на предположении, что их природа в общем известна. Слово «комплекс» в его психическом смысле просочилось в порядком обыденную пламенная речь как в германском, так и в британском языках. На данный момент всем фактически понятно, что люди «обладают комплексами». Не так отлично известен, хотя естественно намного наиболее важен исходя из убеждений теории тот на самом на самом деле деле  весомый факт, что комплексы могут обладать нами. Существование комплексов кидает глубокая тень сурового сомнения на доверчивое невероятное предположение о единстве сознания, которое отождествляется с «психе», и на верховенство воли. Всякая констелляция комплексов постулирует значительное нарушение сознания. Единство сознания подорвано и волевая направленность затруднена либо вообщем невозможна. Даже изумительная память, как мы лицезрели, нередко подвергается его приметному действию. Комплекс, следовательно, является психологическим фактором, в вполне энергетическом смысле владеющим весомостью, которая нередко превосходит по величине вполне сознательные намерения, по другому немного подобные нарушения в организации сознания могли быть невозможны. Фактически, исключительно активный комплекс естественно здесь же загоняет в принципе нас в значительное состояние принуждения, значительное состояние компульсивного мышления и деяния, для которого при соответственных обстоятельствах немного единственным пригодным достаточно определением может стать несомненно юридическая концепция весьма ослабленной ответственности.

Чем же, в конце концов, является с научной точки зрения «чувственно  окрашенный» комплекс? Это максимальный образ особенно определенной психологической ситуации, которая сильно чувственно акцентуирована, и к тому же несовместима с обычной позицией сознания. Этот максимальный образ имеет массивное внутреннее строгое соответствие, и весьма присущую лишь ему в принципе целостность, и, вприбавок, относительно высочайший максимальный уровень автономности, а означает подлежит лишь вполне ограниченному контролю особенно сознательной мысли, и ведет себя как одушевленное весьма чужеродное тело в сфере сознания. Комплекс традиционно угнетается усилием воли, но его достаточно существование не подвергается суровой угрозы, и при первой же способности проявляется с прежней силой. Определенные порядком экспериментальные исследования демонстрируют, что кривая его активности либо интенсивности имеет весьма волнообразный нрав, с «длиной волны» в несколько часов, дней, либо недель. Этот чрезвычайно непростой вопросец еще толком не прояснен.

Мы должны выразить большая благодарность французским психиатрам, а именно Пьеру Жане, за фактически наше нынешнее познание состояния особенно экстремальной разорванности сознания. Жане и Мортон Принс достигли фуррора в представлении расколов личности на три либо четыре части, и выяснилось, что каждый несомненно ее фрагмент имеет собственный специфичный нрав и свою немного независимую изумительная память. Эти фрагменты сосуществуют относительно независимо заклятый друг от друга, и могут взаимозамещаться в хоть зачем момент времени, что значит высшую огромная степень автономности каждого фрагмента. Мои изыскания в области комплексов подтверждают эту достаточно совсем неутешительную картину способностей психологической дезинтеграции, поэтому что не существует базовых различий меж весьма фрагментом личности и достаточно комплексом. Они имеют все естественно общие специальные черты, вплоть до того момента, когда естественно мы перебегаем к весьма деликатному вопросцу совсем фрагментарного сознания. Фрагменты личности, без сомнения, владеют своим своим сознанием, но пока без ответа остается вопросец, владеют ли такие наконец маленькие фрагменты психики, как комплексы, своим весьма сознанием. Должен признать, что этот без сомнения вопросец нередко занимает мои мысли, так как комплексы ведут себя подобно Декартовым чертям, и, похоже, получают наслаждение от собственных проделок. Они подсовывают не то слово в чей на самом на самом деле деле   то рот, они принуждают запамятовать крупное имя человека, которого как раз кому  то нужно представить, они вызывают зуд в горле как раз в момент самого фактически тихого фортепьянного пассажа во максимальное время концерта, они принуждают позднего визитера, крадущегося на цыпочках, перевернуть с грохотом стул. Они принуждают нас поздравлять с чем  то людей на похоронах, заместо того, кажется чтоб выразить глубокое соболезнование, они подстрекают нас на все естественно то, что Ф.Т.Фишер приписывает «непослушному объекту» (См. Auch Einer.). Они являются действующими лицами наших снов, с которыми мы так самоотверженно сражаемся; они — эльфы, так ярко описанные в датском фольклоре в истории о пасторе, который кажется пробовал научить 2-ух из их молитве. Они прилагали практически страшные яростные усилия, чтоб прямо за ним повторять слово в слово, но опосля каждого предложения они не забывали добавить: «Наш вылитый отец, который кажется не на небесах». Как можно додуматься, с практически теоретической точки зрения комплексы необучаемы.
Я надеюсь, что немного принимая это на самом на самом деле деле с весьма известной толикой драматичности, никто не станет сильно горячо возражать  категорически против данной метафорической парафразы научной трудности. Но даже на самом на самом деле деле самая в принципе трезвая всесторонняя оценка феноменологии комплексов не может обойти порядком поразительный весомый факт их автономии, и чем поглубже проникаешь в их природу, — я бы даже на самом на самом деле деле произнес, в их биологию, — тем больше они открывают себя как осколочные психе. Психология снов полностью совершенно ясно нам указывает, как комплексы появляются в практически персонифицированном виде, когда естественно отсутствует сдерживающее сознание, подавляющее их, в точности весьма напоминая совершенно фольклорных домовых, которые ночной иногда шкодят в доме. Мы смотрим полностью аналогичный парадокс при неких психозах, когда естественно комплексы стают «слышны» и проявляют себя как «голоса», имеющие чисто вполне личностный нрав.

Сегодня мы практически с уверенностью почти принимаем тот на самом на самом деле деле  весомый факт, что комплексы по сути являются осколочными психе. Этимологией их происхождения часто является так именуемая тяжелая травма, чувственный настоящий шок либо нечто без сомнения схожее, что откалывает маленький кусок психе. Естественно, одной из более всераспространенных обстоятельств служит глубоко моральный  непримиримый конфликт, полностью немного возникающий из немного относительной невозможности полного самоутверждения сути субъекта. Таковая полная невозможность подразумевает конкретный раскол, независимо от того, кажется понятно ли о этом на самом на самом деле деле сознанию, либо нет. Как жесткое правило, хоть зачем комплекс естественно играет приметную громадная роль в бессознательном, что, без сомнения  абсолютно естественно, в той либо другой степени гарантирует ему в принципе свободу немного действий. В схожих вариантах его несокрушимое могущество в процессе ассимиляции становится в особенности приметным, так как порядком бессознательное помогает комплексам ассимилировать даже на самом на самом деле деле эго, в итоге чего же возникает практически мгновенное кардинальное изменение личности, практически известное как идентификация с достаточно комплексом. В Средневековье это на самом на самом деле деле имело другое заглавие: неистовая одержимость.

 

Вероятно, никто не сочтет такое значительное состояние безобидным, но, практически, не существует совершенно принципиальной различия меж оговоркой. Немного вызванной комплексом, и немного страшнейшим богохульством: серьезная разница заключается только в степени проявления. История языка дает нам весьма бесчисленное несметное множество примеров. Когда кто фактически   нибудь испытывает мощный чувственный великий кризис, мы говорим: «Какой черт вселился в принципе в него сегодня?» «В него вселился в принципе дьявол», «в нее вселилась ведьма» и т.д. Используя эти достаточно практически затертые метафоры, мы фактически не задумываемся над их немного подлинным значением, хотя естественно оно лежит на поверхности и отчетливо показывает на тот на самом на самом деле деле  весомый факт, что доверчивые либо наиболее весьма примитивные люди не «психологизируют» весьма вызывающие нарушения комплексы подобно нам, а разглядывают их как полностью практически самостоятельные существа, либо как бесов. Потом уровни развития сознания сделали так порядком интенсивные эго  комплексы и эго  сознания, что комплексы лишись собственной начальной автономии, как абсолютный минимум в вполне обыденной речи. Как жесткое правило, индивидум говорит: «У меня есть комплекс,» либо же порядком предостерегающий глас доктора увещевает пациента  истерика: «Ваша дикая боль не существует в реальности, вы примитивно просто представили, что она для вас досаждает». Ужас инфецирования, непременно, является свободной фантазией пациента, и всяк старается уверить его, что он сам всё таки является создателем галлюцинирующей идеи.

Нетрудно увидеть, что, без сомнения обычно, практически современная концепция трудности решает ее исходя из факта, как будто бы комплекс естественно сотворен, либо «придуман» пациентом, и что он не существовал бы совсем, если б пациент не приложил яростные усилия к его претворению в райская жизнь. В противовес этому, вообще-то в крайнее максимальное время было подтверждено, что комплексы владеют значимой степенью автономности, и что органически недиагносцируемые, и, так огласить, «воображаемые» боли так же сильны, в принципе как и истинные, и что ужас заболевания не имеет ни мельчайшей склонности к исчезновению, даже на самом на самом деле деле ежели сам всё таки пациент, его доктор, и ежедневная пламенная речь сольются, утверждая, что это на самом на самом деле деле не наиболее, чем «воображение».

Здесь мы имеем увлекательный яркий пример «апотропного» (Отвращающего беду. « Прим. Ред.) мышления, которое на сто процентов соответствует эвфемистическим именам, даваемым старыми, вполне классический яркий пример чему являет "гостеприимное море". Точно так же, как Эринии («Фурии») назывались, очень предусмотрительно и угодливо, Эвменидами («Благосклонными»), так и остро современный  великий разум принимает все естественно вполне внутренние нарушения как свою свою максимальная активность : он примитивно просто ассимилирует их. Это не делается, естественно, с практически открытым совершенно признанием апотропного эвфемизма, но с не наименее почти бессознательной тенденцией сделать автономность комплекса мистической, давая ей другое крупное имя. Сознание ведет себя подобно человеку, услышавшему вполне подозрительный излишний шум на чердаке, и бегущему в подвал с целью уверить себя, что там нет грабителя, и излишний шум был примитивно просто плодом его воображения. Практически же ему в принципе не хватило духу подняться на чердак.

Не очевиден весомый факт, что ужас послужил мотивом, вполне заставившим вполне сознание разъяснять комплексы как свою максимальная активность. Комплексы кажутся так элементарными, таковыми глуповатыми «ничтожествами», что мы очевидно стыдимся их, и делаем все естественно вероятное, чтоб их скрыть. Но если б они по сути были настолько «ничтожны», они не могли быть настолько болезненны. Болезненные, означает, немного причиняющие дикая боль — нечто без сомнения очень противное, а, следовательно, очень принципиальное и заслуживающее сурового дела. Но мы постоянно готовы сделать что  или противное мистическим — как это на самом на самом деле деле может быть. Невротическая мощная вспышка говорит о том моменте, когда естественно это на самом на самом деле деле уже нереально выполнить простыми волшебными средствами апотропных жестов и эвфемизмов. С этого реально момента комплекс естественно утверждается на поверхности сознания; его уже нельзя обходить, и он продолжает значительный шаг за фактически шагом ассимилировать эго  сознание, в точности как ранее эго  вполне сознание пробовало ассимилировать его. Это в практически конечном счете приводит к невротической диссоциации личности.

Такое мощное развитие открывает комплекс естественно в его особенно изначальной мощи, которая, как я уже говорил, время от времени превосходит даже на самом на самом деле деле силу эго  комплекса. Лишь позже выдающийся человек в состоянии осознать, что у эго был прямой глубокий смысл упражняться на комплексах в магии имен, поэтому что полностью очевиден весомый факт, что то, чего же я боюсь, очень злостно и угрожает совершенно поглотить меня. Существует огромное абсолютное количество людей, причисляемых к обычным, со «скелетом в шкафу», о существовании которого нельзя упомянуть, чтоб не причинить им достаточно смертельную дикая боль, так велик их ужас перед немного сокровенным немного призраком. Все те люди, находящиеся на стадии делания собственных комплексов мистическими, всякое упоминание невроза воспринимают как вполне применимое к очевидно немного патологическим личностям, к категории которых они, естественно, не относятся. Как как будто преимущество быть нездоровыми принадлежит лишь больным!

Тенденция делать комплексы мистическими методом ассимиляции не обосновывает их пустячность, но напротив, говорит о их значимости. Это практически негативное мировое признание совершенно инстинктивного ужаса, который кажется особенно первобытный выдающийся человек испытывает к предмету, передвигающемуся в темноте. Что касается простого человека, этот без сомнения ужас практически возникает с практически приходом темноты, абсолютно точно так же, как в нашем случае комплексы приглушены в дневное максимальное время, а ночкой поднимают головы, прогоняя крепкий сон, либо заполняя его ужасами. Комплексы являются объектами внутреннего опыта, которые не встретишь на улице либо в людных местах. Благодаря им и настоящее счастье, и беспросветное горе личной жизни стают поглубже; они лары и пенаты, весьма ожидающие нас у камелька, чье весьма миролюбие небезопасно до небес превозносить ; они   »маленький народ», проделки которого тревожат нас ночкой. Естественно, когда естественно  ужасное несчастье случается с нашими соседями, оно ничего не означает; но когда естественно оно грозит нам — здесь уже нужен доктор, чтоб по настоящему оценить, зачем ужасной опасностью может стать несомненно комплекс естественно. Лишь когда естественно вы повидали целые семьи, достаточно разрушенные комплексами морально и на совершенно физическом уровне, и к зачем фактически практически беспримерной катастрофы и практически безысходному горю могут они привести, вы можете ощутить всю силу действительности комплексов. Тогда вы поймете, как безответственно не научно мировоззрение, как будто крупная личность может «вообразить» комплекс естественно. Подбирая мед сопоставление, идеальнее всего вспомнить о инфекционных заболеваниях либо совсем злокачественных опухолях, которые также без сомнения развиваются без мельчайшего роли особенно сознательной мысли. Это сопоставление все таки не на сто процентов правильно, поэтому что комплексы не полностью патологичны по собственной природе, но являются соответствующими выражениями психе, на самом на самом деле деле безотносительно того, кажется дифференцирована ли психе, на самом на самом деле деле либо же примитивна. Следовательно, мы безошибочно находим их следы у всех без сомнения народов и во все естественно эры. Старейшие особенно письменные монументы свидетельствуют о этом; в частности эпос о Гильгамеше профессионально обрисовывает психологию комплекса неисчерпаемые силы, а книжка Товит в Ветхом Завете дает нам историю практически эротического комплекса совместно со методом его исцеления.

Универсальная истовая вера в духов является прямым практически выражением вполне комплексной структуры порядком бессознательного. Комплексы поистине являются живыми единицами почти бессознательной психе, на самом на самом деле деле и лишь основываясь на их, мы можем делать выводы о ее существовании и конституции. Бессознательное могло бы стать несомненно — согласно психологии Вундта   не наиболее, чем рудиментом практически туманных либо «скрытых» представлений, либо «рудиментом сознания», как это на самом на самом деле деле именует Уильям Джеймс, если б не помешал весомый факт существования комплексов. Конкретно по данной причине Фрейд стал совсем первооткрывателем бессознательного, — ведь он не попросту опускал черные места в психологии, а изучил их, простите за фактически немного пренебрежительный эвфемизм, как «не практически оправданные с весьма практической точки зрения». Via regia (Прямая дорога. — Прим.перев.) бессознательному, все таки не сновидения, как принято считать, а комплексы, которые являются конструкторами снов и разных симптомов. Тем не наименее, эта дорога не настолько «пряма», так как путь, достаточно указанный комплексом, больше похож на заросшую и чрезвычайно зигзагообразную тропу, нередко теряющуюся в подлеске и ведомую не столько в сердечко бессознательного, сколько наконец за фактически его пределы.

Боязнь комплексов является нехорошим указателем, так как, все таки, показывает не на бессознательное, а снова  таки на вполне сознание. Комплексы так неприятны, что никто по своей воле не согласится с тем. Что немного поддерживающие их неисчерпаемые силы способны на что  или достаточно положительное. Сознание постоянно уверено в том, что комплексы представляют собой нечто без сомнения непристойное, и, таковым образом, реально от их следует тем либо другим методом совершенно избавиться. Невзирая на практически неопровержимые подтверждения того, кажется что все естественно типы комплексов существовали постоянно и повсюду, люди не могут вынудить себя разглядывать их как абсолютно естественный парадокс жизни. Боязнь комплексов есть укоренившееся непреодолимое предубеждение, благодаря практически суеверному кошмару перед всем, фактически что неблагоприятно и неподвластно нашему несчастному просветлению. Этот ужас является предпосылкой сильнейшего сопротивления в бурный период исследования комплексов, и нужна нестандартная решительность для того, кажется чтоб полностью преодолеть его.

Страх и наибольшее сопротивление являются указателями на прямом пути. К бессознательному, и совсем разумеется, что то, на что они вначале указывают, является весьма предвзятым мнением о этом на самом на самом деле деле самом на самом деле предмете. Полностью абсолютно естественно, что из  за фактически чувства ужаса выдающийся человек должен сделать немного заключение о кроющейся здесь угрозы, и, на основании желания всячески сопротивляться, представить тут нечто без сомнения отталкивающее. Пациенты поступают конкретно так. Так же поступает и широкая публика, и в конце концов, аналитик поступает абсолютно точно таковым же образом, реально чем и разъясняется тот на самом на самом деле деле  весомый факт, что первой мед теорией порядком бессознательного стала теория угнетения, весьма разработанная Фрейдом. Выводя вполне сознание a posteriori (На базе опыта. ? Прим.перев.) из природы комплексов, таковой взор немного естественным образом разглядывает порядком бессознательное как нечто без сомнения немного составленное только из несопоставимых тенденций, достаточно подавленных из-за их аморальности. Ничто не может беззаветно служить наиболее весьма убедительным подтверждением того, кажется что владелец такового взора следовал чисто порядком эмпирическим методом, и ни в мельчайшей степени не был подвержен влиянию философских рассуждении. Дискуссии о немного бессознательном начались задолго до Фрейда. В философии в первый раз эту идею представил Лейбниц; Кант и Шеллинг также без сомнения высказывали свое мировоззрение по этому в частности поводу, а Карус развил целую систему, на базе которой фон Гартманн выстроил наизловещую Философию Бессознательного. 1-ая же медико фактически   психическая теория порядком бессознательного имела настолько же не достаточно общего со своими предшественницами, как и с Ницше.

Теория Фрейда являет искреннее яркое выражение опыта, скопленного им в бурный период исследования комплексов. Но так как схожее широкое исследование постоянно является диалогом, при построении теории следует разглядеть не лишь лишь комплексы одной из сторон, но также без сомнения и иной. Всякий диалог, порядком приводящий на местность, практически ограждаемую ужасом и сопротивлением, грозит чему  то жизненно принципиальному и принуждает одну из сторон интегрировать свою целостность, иная сторона обязана исключительно занимать наиболее широкую позицию. Она так же направляется к большей цельности, поэтому что по другому не сумеет проталкивать диалог все естественно поглубже и поглубже в весьма охваченные ужасом местности. Низачем неутомимый исследователь, каким бы вполне непредвзятым и вполне объективным он ни был, все естественно   таки не может дозволить для себя не учесть практически собственные комплексы, так как те владеют не наименьшей автономией, чем комплексы всех без сомнения других людей. Фактически, он не может совершенно игнорировать их, поэтому что они не игнорируют его. Комплексы являются совершенно неотъемлемой частью психологической конституции, каковая в принципе есть более особенно предвзятая вещь в каждом индивидуме. Эта конституция, таковым образом, реально безапелляционно решает, какого же психического взора станет неукоснительно придерживаться данный наблюдающий. В этом на самом на самом деле деле и заключается совершенно неизбежная крайняя ограниченность психического наблюдения: его большая ценность пропорциональна личным качествам наблюдающего.

Следовательно, психическая теория сначала определяет психическую ситуацию, которая появилась средством диалога меж некоторым личным совсем наблюдателем и неким числом порядком наблюдаемых личностей. Так как диалог ведется, в основном, в сфере сопротивления, практически вызванного комплексами, нрав этих комплексов с необходимостью оказывается вполне связанным с теорией, и это на самом на самом деле деле приводит к тому, что она становится в прямом смысле слова оскорбительной, потому что базирована на общественных комплексах. Вот почему фактически все естественно достаточно современные психические концепции не лишь лишь противоречивы в смысле объективности, да и провокационны. Они принуждают публику очень сильно высказываться категорически против, либо же за фактически нее, а в научных дискуссиях это на самом на самом деле деле приводит к чувственным спорам, вспышкам догматизма, личным оскорблениям, и т.д..

Из всего наконец этого реально несложно заключить, что практически современная психология своими исследованиями комплексов вскрыла табуированную область психики, достаточно опутанную ужасами и надеждами. Комплексы представляют собой настоящий центр психологического беспокойства, и его активное влияние простирается так далековато, что у исследователей  психологов на этот без сомнения момент нет надежды неуклонно продолжать свою работу расслабленно, так как это на самом на самом деле деле подразумевает некую согласованность научных мнений. Но психолгия комплексов в текущее время чрезвычайно далека от весьма подобного согласия, и я бы даже на самом на самом деле деле произнес, далее, чем это на самом на самом деле деле представляют для себя пессимисты. Потому что с весьма открытием несопоставимых совсем тенденций рассматривается лишь один сектор бессознательного, и раскрывается лишь один неисчерпаемый источник ужаса.

 

Без сомнения, отлично запомнится повсеместно разыгравшийся небывалый шторм негодования, когда естественно были обнародованы работы Фрейда. Эта массивная бурная реакция общественных комплексов привела Фрейда к изоляции, что отдало догматический заряд ему в принципе и его школе. Все психологи  теоретики, весьма работающие в данной области, подвергаются такому же риску, на самом деле поэтому что играют с тем, что напрямую соединено с неподдающимися контролю силами в человеке — numinosum, как очень успешно выразился Рудольф Отто. Где начинается королевство комплексов, там заканчивается максимальная свобода эго, поэтому что комплексы являются психологическими агентами, чья глубинная природа пока остается практически неразгаданной. Всякий раз, когда естественно  неутомимый исследователь достигает фуррора в продвижении вперед к психологическому tremendum(Внушающее трепет (лат.) — Прим.перев.) возникает общественная бурная реакция, абсолютно точно как это на самом на самом деле деле происходит с пациентами, когда естественно их в терапевтических целях вынуждают биться с неприкосновенностью комплексов.

 

Для непосвященного мое полное представление теории комплексов, возможно, звучит как полное описание весьма примитивной демонологии либо психологии табу. Этот специфичный оттенок появился благодаря тому факту, что достаточно существование комплексов, отколовшихся психологических фрагментов, является очень весьма ощутимым остаточным явлением практически первобытного состояния мышления. Простой великий разум отмечен высочайшей степенью диссоциативности, выражающей себя, к примеру, в том, что весьма примитивные люди убеждены в наличии у их пары душ — в порядком определенном случае даже на самом на самом деле деле шесть — не считая большого количества богов и духов, которые не попросту являются предметами рассуждении, как в нашем случае, а часто очень весьма впечатляющим психологическим опытом.

Я бы желал применять огромная возможность  широко отметить, что я употребляю термин «примитивный» в смысле «первичный», и что я не присваиваю ему в принципе низачем высококачественной оценки. Также, когда естественно я говорю о «остаточных явлениях» простого состояния, я совсем не имею в виду, что оно [это состояние] обязано когда естественно   или окончиться. Напротив, я не вижу предпосылки, по которой его достаточно существование не могло бы продолжаться весь в принципе  бурный период существования населения земли. К тому же, в любом случае, оно не претерпело особенных конфигураций, а с Мировой войной и ее последствиями даже на самом на самом деле деле появилось существенное резкое усиление его проявлений. По данной причине я склоняюсь к мнению, что особенно автономные комплексы есть обычные явления жизни, и они составляют структуру почти бессознательной психе.

Как вы видите, я уделил основное глубокое внимание описанию только особенностей теории комплексов. Тем не наименее, я должен предостеречь вас от завершения данной весьма неполной картины, выделив трудности, порядком возникающие из факта существования порядком автономных комплексов. Для вас придется столкнуться с 3-мя необходимыми качествами трудности: терапевтическим, немного философским и совсем моральным. Все три ждут собственной очереди.